Одобрено Биография | Lenar Zabbarovskiy - "The medium"

[theLENAR]

Chapter 1. Пролог.
Chapter 2. Сизифов труд.
Chapter 3. Несолоно хлебавши.
Chapter 4. Семейные ценности.
Chapter 5. Отрезанный ломоть.
Chapter 6. Упрекай друга публично, хвали — наедине [18+].
Chapter 7. За глаза и за уши.
Chapter 8. Буря в стакане воды.
Chapter 9. За семь вёрст киселя хлебать.
Chapter 10. Эпилог.



ГЛАВА 1


​

Ленар сидел в кресле и медленно потягивал ликёр из бутылки.
Время клонилось за полночь. На журнальном столике лежал раскрытый и перевёрнутый обложкой вверх роман Ларрсона «Девушка с татуировкой дракона», стояла рюмка, давно уж позабытая, валялись сигареты с зажигалкой, нетронутые и даже не распакованные – мужчина давно бросил курить, но почему-то, когда было настроение крепко приложиться к спиртному, он неизменно покупал и то, и другое, что неизбежно парой дней спустя, так и не открытое да не пользованное, летело в мусорку. Освещал комнату лишь тусклый неоновый торшер, стоявший около барной стойки и практически тонувший во всепоглощающей темноте, с которой слабому источнику света справиться было тяжело (да и стоял он скорее декора ради, нежели функционала). Сложно представить, как Ленар читал в таких сумерках. Впрочем, возможно и такое, что книгу он взял по привычке, а ни одной новой строчки так и не прочитал, сразу же приложившись к алкоголю.
Не очень удачный день. Пропущенный будильник, прожженная утюгом дырка на новой рубашке, сорванная резьба на кране в ванной (к слову, он до сих пор лежал, поломанный, в раковине) и последующий потоп, отсутствие завтрака, задержавшийся на 20 минут автобус, стоявшее прямо у входа в клинику начальство, и, как вишенка на торте, - смерть доверенного ему пациента. Откровенно говоря, вины Ленара в последнем не было – операция изначально проводилась без большой надежды на успех. Один из тех случаев, когда её проводят не результата ради, а от безысходности и стремления попробовать всё, дабы успокоить совесть. Другое дело, что в совокупности все эти маленькие неприятности существенно поколебли обычно стоящий строго на «плевать» компас настроения мужчины в сторону деления с надписью «уныние», что возбудило в нем желание посвятить вечер выпивке в одиночестве, отдаваясь меланхоличным мыслям.
В любой другой день Ленар счёл бы кощунством подобное распитие спиртного. Он наверняка заморочился бы, смешав в шейкере ликёр с ромом, сливками и, например, кофе, после перелив смесь в охлажденный льдом рокс и, добавив соломинку, долго распивал бы его за той же, например, «Девушкой с татуировкой дракона», закусывая какими-нибудь фруктами и шоколадом. Сейчас же у него не было на это ни сил, ни мотивации. Если в обычный день алкоголь представлял собой скорее особый вид искусства, то сегодня бутылка была для него не более, чем молчаливый и верный друг, которым можно насытиться, позволить себе думать и чувствовать, что заблагорассудится… быть может, даже излить душу в пустоту, зная, что никто не услышит.
И всё лишь затем, чтобы завтра проспать половину выходного дня, вторую оную потратить на починку крана, а в понедельник снова выйти на смену, будто бы ничего не случилось, - выспавшимся, в чистой рубашке, умытым и сытым предстать перед комиссией, которая наверняка возжелает проверить, а не кроется ли за смертью его пациента на операционном столе преступная халатность, неопытность или же стечение фатальных для умершего обстоятельств.
- Но ты, сдох бы ты после операции, и никто мне слова бы не сказал… - с горечью в голосе и усталой усмешкой на устах тихо произнёс в пустоту Ленар. – А теперь твоих родственников наверняка не устроит заключение комиссии, и они захотят попробовать в суд на меня подать. Удобно же, искать причину смерти больного терминальной стадией рака, искать виноватого, искать того, на кого бы собак спустить… хотя бы временно, пока жажда крови в порыве горя не утихнет. Потерпел бы до палаты, друг, а после еще пару часов, а лучше день, и никто не смел бы меня дёргать… Лицензии, конечно, не лишат, но нервы истреплют…
Мужчина выдохнул и снова закинул голову, вливая в себя дурманящий напиток. Ликёр успокоил внезапный порыв в душе, и Ленару стало несколько стыдно за столь грубые слова, пусть даже которые никто не услышал.
Он вспомнил, что чувствовал, когда сам стоял на месте таких родственников, и подумал, что, в общем-то, ничего плохого нет, если они сорвут свой гнев от горя на нём. Он таких десятки за год видит, а для них врач – единственная надежда, луч света, и им плевать, когда им говорят, что рассчитывать не на что, что болезнь прогрессирует, что операция рассчитана только на облегчение состояния и попытку чуть улучшить качество жизни пациента…
Не стоит от людей в такие моменты ждать какой-то рассудительности и понимания. Надо проявить терпение и пережить это. Ленару проще, для Ленара это – реалии жизни и работа. Он видит смерть каждый день, и возможный суд – лишь одна из издержек такой профессии. Главное – Ленар не виноват, и Ленар это знает. Остальное нужно лишь перетерпеть.
Ленар отставил бутылку на журнальный столик и, откинувшись в кресле, прикрыл глаза рукой. Он чувствовал, как волна воспоминаний накрывает его, и противиться этому не хотелось.
Сквозь такую зыбкую и, казалось бы, совершенно нематериальную сущность мыслей пробивались до боли знакомые запахи, вкус еды, образы, голоса и тактильные ощущения.
Дыхание стало тише и ровнее. Ленар погрузился в другой мир, - мир прошлого.

 

[theLENAR]

ГЛАВА 2​

Ванная в родительском доме на краю Чикопи, одного из пригородов США в штате Массачусетс. Ленар, мальчик лет 10-12 с виду, трёт спину отцу. Август морщится и тихо стонет, но терпит, лишь изредка позволяя себе отпустить пару ругательных слов на шведском и крепко, до посинения сжать кончиками тонких пальцев керамические края. В воздухе стоит устойчивый больничный запах, перемежавшийся с не таким ярко выраженным, но все же заметным кисловатым привкусом пота и других производных выделительной системы, свидетельствующих о том, что человек не так часто мылся, как следовало бы. Родитель мальчика и рад был бы стоять под душем каждый вечер, но против этого было нечто, отравившее всю его жизнь и бросившее тень на будущее.
Рак желудка, уже давно вышедший за пределы этого органа и вгрызшийся своими злокачественными клетками в соседние оные, превращал любое рутинное дело в невыносимо тяжелый и унизительный процесс. Боль от каждого движения, не глушимая уже ни одним из доступных препаратов, не позволяла вести хоть сколько-нибудь полноценную жизнь. Даже такую задачу, как принятие ванны, Август не мог выполнить самостоятельно, - казалось бы, незначительные движения все равно отзывались тошнотворными спазмами, сковывавшими больного и лишавшими возможности хотя бы через усилие совершить задуманное. Его существование сегодня целиком и полностью зависело от заботы семьи, и именно поэтому сейчас сын невозмутимо отдраивал кожу отца. Они оба давно, больше года как, позабыли о том, что такое стыд и отвращение. Мужчина не думал о том, что сидит голый в луже становившейся грязной воды, каким страшным за годы болезни стало его тело. Осунувшееся лицо с мешками под глазами, постаревшее лет на тридцать, почти лысая голова, которую украшали лишь несколько прядей еще чудом не отпавших из-за химиотерапии волос, костлявое телосложение с мертвенно-бледной кожей, опухший, вздутый живот, как будто бы от длительной голодовки, отвратительные пролежни… Ещё лет пять назад Августа это ужаснуло бы, и он всячески старался бы закрыть эти уродства какой-нибудь одеждой или косметикой, однако, сейчас на это не было сил, да и на фоне адских болей подобная проблема уже казалась чепухой. В свою очередь мальчик без толики неприязни к внешнему виду отца и отталкивающему запаху монотонно выполнял те же действия, что и десяток, пожалуй, раз до этого. Любовь к родителю и некоторая выдержка позволили ребёнку переступить ту грань, когда внешний вид и необходимость делать не слишком приятные вещи ради комфорта отца уже не пугают.

Такое мытьё занимает много времени, но этот ритуал необходим, дабы Август ещё мог чувствовать себя человеком, - хоть сколько-нибудь похожим на него. Ленар, идеально изучив алгоритм, бережно вымывал кожу, зная, где можно стараться усерднее, а где лучше вовсе не трогать или аккуратно поработать водой, не задевая мочалкой болезненные места.

Оба, как правило, во время процедуры молчали, погрузившись в свои мысли. Вот и сейчас мальчик прокручивал в голове случайно подсмотренную вчера сквозь приоткрытые двери сцену.

Август лежал на высоко взбитых подушках, когда его жена молча толкла ложкой еду в миске, отчего та становилась мягче и более удобоварима для слабого желудка.

- Хельга, - молвил отец, - ты знаешь, что моя смерть является лишь вопросом времени.

Ложка остановилась.

- Заткнись, - довольно грубо ответила женщина, после чего протянула мужу пищу.

Тот взял миску в руки и поставил её на ноги. Мужчине требовалось время, чтобы собраться с силами и приняться поглощать питательную смесь, которой, скорее всего, через время предстояло спровоцировать новый приступ кровавой рвоты. Но выхода нет – надо есть, иначе силы окончательно покинут истощенное тело.

- Хельга, - повторил Август, - давай будем реалистами. Мне было бы проще перейти на паллиативное лечение, дабы унять боль и…

- Заткнись!

Больной вздохнул и опустил голову, принявшись возить ложкой в тарелке. По выражению лица было видно, что он осознавал – надежды быть услышанным нет, и разговор изначально обречён на ссору. Тем не менее, после минуты-двух молчания мужчина решил продолжить настаивать на своём:

- Если тебе проще верить в моё исцеление, да будет так. Но я всё равно хотел бы, чтобы ты пригласила нотариуса в ближайшее время. Я не хочу, чтобы у вас возникли проблемы с получением наследства после того, как я умру. Мне нужно будет документально заверить, что я отдаю всё своё имущество вам с Ленаром . Это…

Хлопок от звонкой пощечины, казалось, раздался быстрее, чем Ленар через щель в двери заметил, что мама поднялась и занесла над отцом руку.

- Эгоист! – взвизгнула Хельга. – Хоть бы раз подумал, какую боль причиняют твои необдуманные слова! Конечно, проще всего сдаться, помереть, да не думать о том, с чем останутся твои жена и сын! И я не о деньгах говорю, ясно тебе? Сил моих нет выносить твои суицидальные наклонности – сиди тут сам и ной стенам, сколько тебе угодно. И не дай Бог я вернусь, а тарелка будет не пустая. Я за себя тогда не отвечаю!

Ленар едва успел вжаться в стену, прежде чем дверь резко открылась и полетела в его сторону. Мать не заметила ни то, как дверь остановилась не о стену, а о руки мальчика, выставленные чуть вперёд ради защиты, ни то, что он, собственно, стоял тут. Однако, сын успел обратить внимание на раскрасневшееся лицо Хельги и дорожки слёз на её щеках. Женщина, преследуемая своими демонами, рванула вниз по лестнице, в сторону кухни.

Уже через минуту можно было услышать, как мама гремела кастрюлями, - вероятно, она принялась изображать бурную деятельность, дабы отвлечься от недавней беседы.

Сын же простоял за дверью еще некоторое время. Что-то внутри него хотело пойти к отцу, ибо Ленар чувствовал, что тому сейчас наверняка тяжелее, - он не может вот так вот встать и заняться чем-то, дабы отойти от неприятной сцены. Август никак не ответил на выпад Хельги и, в отличии от неё, от своих демонов сбежать никак не мог. С другой стороны, Ленар не был уверен, что правильно вмешиваться в ссоры родителей и вставать на чью-то сторону. Так и не приняв никакого решения, мальчик просто тихо вышел из-за двери и направился в свою комнату, обдумывать увиденное.

Следом за этим воспоминанием поплыло другое.

Тем же вечером мама за ужином вдруг завела какой-то бессмысленный разговор, или, точнее сказать, монолог о том, что нужно еще немного потерпеть, что Ленар – такой умница и помощник, что без него она не справилась бы, что скоро всё станет хорошо, и будет, как раньше, что врачи уже изобретают лекарство и вот-вот вылечат недуг папы. Мальчик всё слушал, грызя тост с яйцом, и лишь разрозненно кивал, редко попадая в такт концам реплик женщины и даже не пытаясь вставить какой-то свой ответ. Её, кажется, невнимательность слушателя не особо беспокоила. Такой разговор ввиду семейных проблем возникал очень часто, и всегда Хельга говорила одно и то же. Не совсем понятно, действительно ли она старалась убедить сына в своей правоте, подарить ему надежду и успокоить, или же всё-таки пыталась таким образом заставить себя поверить в то, что говорила сама.

В любом случае слово старшего вселяло в Ленара надежду, дававшую возможность и дальше терпеть все невзгоды без слёз, истерик и любых других негативных эмоций. Благодаря утешениям и похвале матери он мог прожить еще день без плохого настроения и чувства жалости к себе за то, что его детство закончилось намного раньше, чем у сверстников.

- Ленар, ты уснул?

Оклик вырвал мальчика из размышлений. Он настолько отвлекся, что до сих пор тёр спину отца.

- Прости, - смущённо буркнул сын и продолжил своё дело с большей внимательностью.

- Ничего, - покачал головой Август. В его голосе не было обиды, злости или раздражения. – Если ты устал, я могу попробовать закончить сам.

- Всё в порядке, папа. Я закончу. Я не устал.

Мальчик взял с крепежа душ и принялся омывать водой слишком уж намыленную спину. Услышав очередное слово по-шведски, тот уменьшил напор, поняв, что причинил боль.

- Отец, - сказал вдруг Ленару чуть громче, чем обычно, дабы заглушить шум воды. – Почему вы с мамой не научили меня вашему родному языку?

- Я как-то и не задумывался, что тебе это может быть полезно или же интересно, - пожал плечами Август. – Даже для нас с твоей мамой этот язык, по сути, не такой уж родной, - мы выросли здесь, в США, и знаем его только потому, что наши родители на нём разговаривали куда больше нас. А почему ты спрашиваешь? Хочешь знать шведский?

- М-м-м… - мальчик немного помолчал, взяв в свободную руку мочалку и сосредоточившись на отмывании нетронутых мылом частей тела. – Ну да, хочу. Он как-то смешно звучит.

Впервые за долгое время с удивлением для себя Ленар обнаружил, что видит улыбку на лице отца.

- Не уверен, что буду хорошим учителем, но кое-что, думаю, рассказать смогу. В конце концов, у меня тонны свободного времени, которое я никак не могу потратить.

Сын выключил воду, поставил душ обратно на крепёж, а мочалку повесил на крючок, после чего взял со стиральной машинки большое банное полотенце, и накрыл им плечи родителя.

- А научишь меня тем словам, что ты там бормочешь, когда злишься?

Отец завернулся полотенцем и чуть хохотнул, а после с усилием поднялся на ноги. Конец смешка сменился вынужденным стоном.

- Нет, такие слова тебе знать рано. Как повзрослеешь, сам найдёшь, что они значат. А теперь будь добр, кроха, позови матушку. Хоть она на меня злая, но мне снова нужна её помощь. Не хочу прожить остаток своей жизни в этой купальне. Спасибо тебе, что отмыл моё дряхлое тело. Матушка должна гордиться тобой.

Невольно улыбнувшись комплименту, мальчишка выбежал, дабы позвать мать.

 

[theLENAR]

ГЛАВА 3​

Ленар, вопреки логике и доводам здравого смысла, искренне верил, что маме известно что-то такое, чего не знал он. Ему казалось, что взрослые уж точно умнее, и наверняка не будут ошибаться так часто, как это делают дети, изучая мир и делая всякие предположения, вроде существования тех же супергероев или Санта-Клауса, а после искренне начинают верить в придуманный собой же маня-мирок. Мальчик думал, что большие дяди и тёти, пусть далеко не всегда и удосуживаются пояснять, почему что-либо работает так и почему то, что они говорят, верно, но всё равно в силу прожитых лет понимают что-то такое, что открывается только после пересечения какой-то незримой черты и вступления в особую касту взрослых.

Как оказалось, возраст не особо влияет на это. Совершеннолетние тоже придумывают богов, загробные царства и свои какие-то правила: как надо себя вести, как часто хвалить молитвами всевышних, какими должны быть храмы, церкви, и насколько часто требуется их посещать. И их не беспокоят противоречия в разных верованиях, они не задумываются о том, как это все может существовать одновременно в одной и той же Вселенной. Каждый думает, что он прав, но никто не ищет доказательств этого.

Всё это – тлен. В супергероев Ленар верить как-то и не начинал, а в католического Бога на какое-то время всё же уверовал. Авторитет взрослого сработал и здесь – мама месяцев пять назад внезапно ударилась в религию, и вынудила креститься всю семью, молиться перед каждым приёмом пищи, более того – ходить каждое воскресенье на службу, что для всех оказалось делом очень тяжелым и накладным. Сын искренне молился за здоровье отца, перестал вредничать (хоть и до этого он вёл себя достаточно образцово), пообещал всё, что может отдать – вплоть до того, что уйдёт в монахи, если отец и правда выздоровеет. В какие-то моменты он даже думал, а не предложить ли Богу свою жизнь взамен, и корил себя за то, что боится пожертвовать собой ради того, чтобы у папы всё было хорошо, - уж слишком страшной казалась ему смерть.

Ни одно убеждение мамы не сработало. Ни врачи с их лекарствами, ни всесильный Бог с молитвами не помогли – они сидели в маленькой часовне с весьма немногочисленными родственниками, друзьями, и наблюдали за тем, как священник провожал Августа в последний путь.

Если Бог и существует, то, по мнению мальчика, он был мудаком. Отец никого не обидел в своей жизни и не заслужил такой страшной болезни. Ни Ленар, ни мать не заслуживали такой тяжелой жизни и переживаний за своего родного человека. Ни одной просьбы, ни одной молитвы, ни одного подношения Творец не выслушал, не принял – и вот, сейчас взгляд мальчика был прикован к гробу, в котором лежало истерзанное агрессивной карциномой тело родителя. В порыве злости на Бога Ленар даже снял с себя нательный крест и выкинул его из окна своей комнаты сегодня утром, перед похоронами.

Быть может, согласись мама на паллиативную терапию, последняя неделя, да и в принципе последний год не были бы такой адской болью для папы. До последней минуты отец страдал под капельницами и попытками врачей стабилизировать состояние, пока сердце не выдержало такой нагрузки и не перестало биться. Битва проиграна, несмотря на высокие ставки и невероятно большое количество отданных всей семьёй сил.

Хельга не выполнила ни одной просьбы мужа. Она не послала за нотариусом, не давала составить завещание, не соглашалась на смену стратегии лечения, не колола тому сильнодействующие обезболивающие, боясь зависимости, в последний месяц не забирала домой с больницы, чтобы тот мог умереть дома, и даже сегодня, несмотря на желание усопшего быть кремированным да развеянным по ветру где-то в безлюдном месте (Август не одобрял идеи кладбищ и считал их пустой тратой потенциально полезного пространства), его похоронят в землю рядом с прадедушкой Ленара. Тем не менее, именно сейчас женщина сидела, закрыв лицо руками, и мальчик видел, что по предплечьям мамы текли дорожки солёной воды, хоть и не слышал всхлипов. Удивительно, как сильно можно заставлять страдать дорогого тебе человека, не уважать его желаний, и искренне считать при этом, что делаешь всё для его счастья. Невероятно сильная любовь слишком хорошо сочетается с садизмом, скрываемым под личиной благих намерений.

Сам мальчик не чувствовал невыносимого горя и наблюдал за службой спокойно, не показывая никаких эмоций. В душе, конечно, сквозила печаль, но её нельзя было и близко сравнить с той скорбью, что испытывали остальные в помещении. Даже та небольшая толика того, что всё-таки ощущал Ленар, была связана не столько со смертью отца, сколько с тем, насколько бессмысленными были все его страдания, терпение боли и необходимость лежать практически всё время в кровати. Не зря врачи предлагали облегчить спазмы лекарствами и отказаться от курсов химиотерапии. Книги и Интернет говорили о том, что часто именно химиотерапия сильно портит качество жизни, и проявляются те вещи, через которые не всегда есть смысл проходить. Когда болезнь запущена, эффективность такой терапии минимальна, а побочные эффекты никуда не деваются.

Впрочем, подросток не знал, можно ли верить этим источникам. Он доверял методам мамы все эти годы, и вот, - они оба остались у разбитого корыта. Он искренне не хотел быть правым в своих догадках, но его рациональность даже в период раннего пубертата оказалась сильнее развита, нежели у взрослого. Не могли ли книги так же наврать?

Никто этого не знал. Да и пробовать другой подход к решению тех же проблем уже поздно – отец мёртв.

Нет желания плакать, даже изобразить это, несмотря на то, что мальчик чувствовал себя неловко среди подавленных людей. Все слёзы выплаканы еще несколько лет назад, да и легче после плача не становится. Жалость к себе только усиливается, а внутренний костяк разрушается – солёная вода нещадно разъедает металл, заставляя его ржаветь. Этот метод выпустить негативные эмоции наружу не работал для Ленара так, как рассказывают. Быть может, снова лгут?

Тем временем, священник закончил отпевание и предложил подойти всем желающим для того, чтобы попрощаться с покойным. Присутствовавшие еще не успели встать, а Хельга уже лежала на груди мужа, заливала его белую рубашку слезами, громко рыдая и держа своими ладонями холодные пальцы, сжимавшие чётки. Остальные молча подошли к гробу и понимающе смотрели на мать, хоть такое поведение считалось не очень допустимым.

Ленар же окинул взглядом часовню. Как бы негативно он теперь не относился к католицизму, его восхитили мрачный готический стиль и цветные витражи в окнах. В небольшой часовне уместилось всего лишь четыре ряда длинных, ничем более не примечательных, простых деревянных скамеек, плюс кафедра и небольшая лестница для хора. Весь зал украшали привезённые родственниками белые цветы, - нарциссы, розы, гиацинты, лилии, каллы, гладиолусы, георгины, хризантемы и еще какие-то, названия которых мальчик не знал. Наверняка Август не был бы доволен такими убранствами, - слишком непрактично. Но Хельга настояла на белых цветах, аргументировав это тем, что отец любил светлые тона. Несмотря на это, хоть букеты и были таковые, гости, да и сама женщина надели черные одежды.

Немногочисленный хор начал петь реквием под сопровождение органной музыки. Жена продолжала рыдать и говорить что-то, но разобрать её речей не мог никто. В конце концов, бабушка Н – мать Августа – подошла к своей невестке и приобняла её за плечи, тихо сказала ей: «Тихо, милая, я с тобой. Пошли», после чего вдова отрывисто кивнула, напоследок довольно неожиданно поцеловав Августа в холодные губы, и они вдвоем отошли на ближайшую скамью, плакать вместе.

Подошла очередь Ленара. Он подошел к гробу и взглянул на родителя. Мальчик обратил внимание, что лицо отца выглядело удивительно умиротворенным, спокойным, - таким, каким оно не было уж года два. Будто бы тот спал. Морщинка на лбу меж бровей разгладилась – его тело больше не терзали спазмы, которые заставляли кожу морщиться.

На смену печали пришло странное чувство освобождения, облегчения, быть может, даже какой-то радости за папу. Так или иначе, но человек больше не чувствовал адской боли и не страдал. Где бы он ни был сейчас и был ли вообще где-то, но там ему лучше, чем здесь. Огромный валун в душе, сопровождавший мальчика всю болезнь Августа, сейчас упал к ногам.

Всё происходит только к лучшему. Мама отгорюет по папе, и они вернутся к жизни, лишённой тревог. Конечно, отца им не заменит никто и никогда, но жизнь несправедлива. Им придётся продолжить свой путь без него, со шрамами в душах. Но даже раненные они должны продолжать идти, иначе какой смысл тогда жить?

- Förlåt oss. Tack för allt. Du är den bästa far och make [3], - тихо молвил Ленар на несколько косноязычном шведском, после чего положил свой букет белых лилий на

 

[theLENAR]

ГЛАВА 3


​

Ленар лежал на кровати в своей детской комнате, подперев щёки руками и склонившись над учебником «Принципы биохимии» авторства Дэвида Нельсона и Майкла Кокса. Рядом лежали ещё несколько книг, на верху стопки которых красовался «Принципы физической биохимии» от ван Хольде, который он бросил туда минут пятнадцать назад.

Юноша проводил досуг, пытаясь усвоить и, что немаловажно, запомнить этапы преобразований в цикле Кребса [4]. Даже на краткосрочных, двухнедельных каникулах ему приходилось заниматься самообразованием – уж больно высоки были требования и велика нагрузка. К своему неудовольствию ему пришлось оставить более тяжёлое, зато подробное изложение материала в пользу простого, но понятного, а это означало одно – чтобы вникнуть, студенту придется потратить больше времени в целом. Ленар злился на себя за эту неудачу: он приехал домой не затем, чтобы в итоге все дни провести в четырёх стенах. Ему хотелось побыть с матерью, да и отдохнуть от шумных соседей в общежитии, напряженного графика и прочих радостей студенческой жизни.

Степень бакалавра в биохимии – лишь один из этапов. Конечная цель – медицина. Предел мечтаний – звание доктора философии, доктора медицины. Мама не совсем понимала, зачем нужно так себя истязать и потратить на обучение в лучшем случае лет восемь-десять (шутка ли – года четыре потратить на биохимию, ещё столько же – на медицину, а то и три-пять лет для звания доктора вдобавок?) при возможности выбрать более лёгкий путь, но перечить не стала. Более того, её финансовой поддержки хватит на большую часть стоимости обучения. Конечно, Ленару всё равно придётся год или два помучиться, совмещая с университетом какую-нибудь непыльную работу, чтобы всё-таки покрыть оставшуюся разницу, однако, это не ставило крест на его амбициях. Многим молодым людям приходилось забывать о медицине именно из-за огромных цен на обучение. К счастью, родители юноши никогда не были бедными благодаря небольшому, зато стабильному семейному бизнесу – даже после смерти отца мама не потеряла хватки, и на сегодняшний день ей вроде даже удалось открыть вторую кофейню. Благодаря этому худшее, что светило – необходимость брать кредит на обучение и возвращать его в случае, если мальчик не успеет собрать деньги до получения звания бакалавра в области биохимии.

Спросил кто-то у Ленара, почему именно медицина, он наверняка не ответил бы. Подобный выбор уже давно казался ему само собой разумеющимся, и его всегда ставили в тупик вопросы вроде: «Ради чего ты туда идёшь?» просто потому, что он и сам, в общем-то, не мог назвать какую-то конкретную мотивацию. Просто хотелось, и всё.

Деньги? Он мог бы вовсе не продолжать обучение после школы, унаследовать бизнес, начатый еще дедушками-бабушками, и вполне себе неплохо зарабатывать.

Слава? Мнение других юношу как-то не заботило – с людьми он сходился плохо, и не стремился к популярности, если вообще не наоборот.

Возможность спасать жизни? Возможно. Ленар не мог назвать себя человеколюбцем, но его в какой-то степени грела мысль о том, что такие навыки могут оказаться полезными для людей.

Сложность? Тоже не исключено. Если многих это как раз-таки отпугивает, то для него быть у истоков знания, как устроено человеческое тело, очень даже приятно. Медицина – это то сакральное учение, которого ему определенно хотелось коснуться.

Желание узнать истинную причину гибели отца? Выяснить, была ли возможность предотвратить такой исход? Решить, права ли была мать? Вряд ли. Ответ на первый вопрос Ленар знал уже давно, и вряд ли десять-двенадцать лет обучения стоили того, что можно узнать спустя пару дней изучения открытых научно-популярных источников. Второй вопрос – возможно, но какой смысл? Это не воскресит папу. Хотя, подобная работа над ошибками могла бы помочь избежать всего этого в будущем, если вдруг они снова попадут в такую ситуацию. Насчёт третьего… точно так же возможно, но медицина тут не поможет. Эти концепции уже выходили за границы её компетенции, и всё, что тут мог врач – помочь пациенту пройти тот путь, который тот захочет, будь то отказ от агрессивного лечения в пользу облегчения страданий или борьба до последнего вздоха. Дискуссии касательно того, что и в каком случае правильно, идут до сих пор, и вряд ли научное сообщество хотя бы когда-нибудь придет к одному знаменателю, - уж слишком люди разные.

Таким образом, у юноши в итоге было множество интересов в этой области, но ни один из них не был каким-то глобальным. Откровенно говоря, тот и не пытался решить для себя, точно ли врачевание – то, чего он действительно достоин. Но немногочисленные знакомые и родственники отчего-то искали в его действиях какой-то сакральный смысл, высшую цель… которых попросту не существовало. И всё равно, откуда-то, из какого-то источника, невидимого никому, даже самому Ленару, черпались силы на прохождение этого тернистого пути, несмотря на отсутствие глобальных задач, с наличием которых принято связывать очень сильное желание человека делать что-то.

Его мысли прервал стук в дверь. Кажется, Ленару так надоело зазубривать этапы преобразований и соответствующие химические реакции, что тот отвлёкся.

Не дожидаясь ответа сына, в комнату вошла мать. Годы не сильно сказались на её внешности, однако, тонны убитых нервных клеток во время болезни мужа добавили седых волос на голове женщины, а мешки под глазами не сошли до сих пор. Тем не менее, время оказало свой лечащий эффект, и она снова могла радоваться жизни – это было видно по тому, как изменились ее мимические морщины.

Хельга тепло улыбнулась Ленару и села на его кровать.

- Не проголодался? – спросила она, миновав приветствие. – Небось, с тех пор как я утром ушла, ты и не спускался на кухню.

Ленар слабо, насколько позволял его скупой на эмоции характер, улыбнулся в ответ и покачал головой:

- Я не так давно ел, но могу посидеть с тобой за компанию. Спасибо. Как дела на работе?

- Ничего необычного, день как день, - пожала плечами Хельга. – Пришлось только слушать двоих кандидатов на место бухгалтера – с двумя кофейнями становится сложно держать в порядке всю документацию и сводить счета. Ни один не понравился. Подожду еще пару дней. Если никто больше не явится, придётся выбирать кого-то из этих двух.

- Тяжело, наверное, одной держать две кофейни? – поинтересовался юноша. – Я слышал, что дедушки с бабушками окончательно отошли от дел и больше не помогают тебе.

- Тяжело. А что поделать? Они старые уже совсем, им давно на отдых пора. Эти люди свою пенсию давно отработали. Вот если бы ты всё-таки вошёл в дело… - вздохнула женщина, но тут же поправилась, - конечно, это твой выбор, я не буду на тебя давить. Быть может, ты согласился бы после учебы обдумать еще раз такой вариант? Я научу тебя всему, что нужно знать.

- Быть может, - уклончиво ответил Ленар. – Не будем загадывать на много лет вперёд.

Хельга кивнула, прекрасно поняв, что ей только что сказали «нет».

- Чем хочешь заняться эти две недели? Помимо зубрёжки.

- Я как-то и не думал об этом. Есть предложения?

- М-м… мне просто хотелось увидеть тебя. Честно сказать, я и сама не думала, как занять это время. Единственное, что… ты не хотел бы со мной сходить к отцу?

Ленар закрыл книгу и сел на кровати рядом с матерью, невольно окинув взглядом свою детскую. Казалось, она вообще никак не изменилась за много лет детства Ленара, разве что детские игрушки были убраны на антресоль. Это была немного потрёпанная временем, но всё ещё приличная комната – зелёные обои потемнели от времени и сохраняли на себе следы от постеров и детских картин, мебель же вообще почти никак не изменилась, исключая ножку у стола (мальчик ещё до болезни отца как-то отшиб её мячом, и потому она не очень аккуратно, но все же прочно была приделана назад Августом). По правде говоря, юноша чувствовал себя великаном в жилище гнома – кровать стала короткой, и вымахавшему под метр восемьдесят молодому человеку приходилось сгибать ноги, чтобы находиться на ней, стол со стулом слишком низкие… но это всё навевало приятные воспоминания, потому сын не жаловался на то, что мама до сих пор не нашла в себе сил сделать ремонт, хоть и зовёт к себе продолжать жить под разными предлогами.

- А надо? – наконец ответил юноша, несколько отстранённо смотря на починенную ножку стола.

- Надо помнить Августа, - погрустнев, сказала мать. – Нельзя забывать. Он же столько для нас сделал…

- Разве нужно ходить на его могилу, чтобы помнить о нашем прошлом и том, что он для тебя значил, мам? – возразил Ленар и коснулся левой рукой своей грудной клетки. – Память о нём здесь, а не на кладбище.

- Но ведь он там, а не здесь… - неуверенно парировала Хельга. – Он никогда больше не зайдёт сюда. Надо иметь уважение к мёртвым и навещать их время от времени…

- Неужели ты все ещё ходишь туда каждый месяц? – тон юноши чуть похолодел. – Неужели поэтому до сих пор ты даже не пыталась завести новые отношения? Думаешь, отец был бы рад тому, что ты до сих пор в трауре, спустя шесть лет? Да он отругал бы и меня, и тебя за такое уныние! Он даже при жизни просил тебя не забывать о своём благополучии и обязательно найти своё счастье, пусть и без него. Ты даже ЭТУ его просьбу не хочешь выполнять?

Хельга не ответила и отвела взгляд, опустив голову. Ленар, буквально физически почувствовав повисшую неловкость в воздухе, понял, что сказал лишнего и зашел на запретную территорию, куда мать не пускала даже собственного сына. Решив, что чувства других надо уважать, даже если их не понимаешь, юноша несколько извиняющимся тоном добавил:

- Если для тебя это важно, мам, я пойду с тобой. Обязательно пойду. Если хочешь, можем даже сегодня. Прости.

Женщина кивнула и, не поднимая головы, обняла своего долговязого сына, еще несколько лет назад перегнавшего её в росте.

- Спасибо тебе. Ты не представляешь, как это важно для меня. Я не ношу траур по нему, правда. Но… я не вижу себя ни с кем. И не хочу видеть. Мне приятнее быть в одиночестве и вспоминать иногда наши лучшие дни… Не от того, что я там его предать боюсь сейчас… я не из тех. Но я не хочу искать ему замены. Хоть не исключаю того, что когда-то, возможно, найдётся кто-то, кого я полюблю так же, как Августа… Но не сейчас, - во время этой реплики тон голоса чуть повысился, что свидетельствовало о том, что ей всё-таки стало легче. – Сегодня уже поздно идти. Я отошла от веры, но всё равно не считаю правильным идти туда в сумерках. Пойдём в воскресенье.

Ленар кивнул, найдя при этом руку матери и ободряюще сжав её. Хотел бы он понимать эти сильные чувства, испытывать которые могли многие, но не он. Всё, что он ощущал рядом с такими людьми – неловкость. Природа возникновения сильных эмоций оставалась за гранью его осознания, что отдаляло молодого человека от других. Никакое потрясение не вызывало в его душе мощного отклика, и он чувствовал себя каким-то не таким… хоть и не мог сказать, что это ему как-то мешало жить.

Так они просидели минут пять, не говоря ни слова, пока Хельга не вспомнила про ужин и, как ни в чем не бывало, они оба спустились вниз, чтобы вместе приготовить еды.

​

 

[theLENAR]

ГЛАВА 4​

С деньгами вышла накладка – небольшая месячная зарплата с чаевыми на подработке в качестве помощника бармена не позволила накопить нужное количество средств. Однако, благодаря благополучному финансовому фону в общем банк без проблем обеспечил Ленара недостающей суммой, да вот незадача – кредит надо возвращать.

Вот этим он сейчас и занимался, проводя три ночи из семи в одном из баров Нью-Хейвена, - города, где находился Йельский университет, альма-матер Ленара (к слову, Чикопи был в трёх часах езды на поезде). Признаться честно, сочетание такой работы с напряжённой учебой в высшей медицинской школе – такая себе идея, но деваться некуда. Из всех предложений именно эта позиция давала более-менее приличный доход, и была надежда не только вернуть кредит, но и собрать денег на получение звания доктора философии. Или, опять же, снова воспользоваться помощью матери, но сын испытывал стыд от того, что в свои двадцать четыре все еще зависел от её поддержки.

Если пару лет назад Ленар ещё не был уверен, хочет ли мучиться ради степени, то теперь, изучив перспективы, понял, что хотя бы попробовать лишним не будет. Работа врача в клинике требует невероятной выносливости, а обладать ею он будет не всегда. Человек в пятьдесят лет неизбежно теряет былую хватку, силу. Поэтому юноша не видел ничего зазорного в том, чтобы обеспечить себе план отхода в случае, если организм перестанет справляться с большой нагрузкой. Исследовательская работа и ведение лекций у студентов совсем не то же самое, что двенадцать-пятнадцать, а то и все двадцать часов простоять на ногах, выполняя физически тяжёлую работу.

Ещё одна причина выбора такого места подработки, как бар – внезапно проявившийся интерес к алкогольным коктейлям. Хоть нельзя было сказать, что Ленар слишком уж увлекался спиртным, - его скорее привлекал сам зрелищный процесс приготовления коктейля и некое особое искусство красивой подачи. Ещё с первого дня перфоманс от его старшей коллеги, которой тот ассистировал, напомнил ему что-то вроде своеобразного номера, выступления, композиции, и это восхищало – при том, что каждый коктейль делался по-своему, по-особенному. Не без того, конечно, чтобы вкусить плоды своего труда, но в меру, - в баре, в котором работал молодой человек, барменам дозволялось употребить не более одного коктейля за всю смену, не отвлекаясь при этом от работы. Идеальная граница – напиться не успеешь, и голова к утру, как на пары придётся идти, тяжелой от похмелья не станет.

При всей заинтересованности новой для себя профессией Ленар не собирался бросать намеченный путь в медицину. Ставки, сделанные на это, уже слишком высоки, и потраченного времени попросту жалко. С высоты уже занятого пьедестала, а уж тем более обзорной вышки амбиций работа барменом, пусть даже в именитом, пусть даже в собственном баре казалась откровенным проигрышем, и не могла считаться делом жизни – разве что хобби, не более того, пусть и дающее ему деньги на данный момент. Уж лучше тогда вливаться в семейный кофейный бизнес.

Сегодня в баре было на удивление тихо – в здании сидела только небольшая компания из четырех человек, занявшая угловой столик и уже давно ничего не заказывающая. Быть может, ночь со вторника на среду – просто плохой период, когда большинство населения не может себе позволить проводить отдых с алкоголем ввиду необходимости идти работать с утра. Или же просто дурное стечение обстоятельств. Ленар не знал, впрочем, хорошо это или плохо – с одной стороны, у него была возможность отдохнуть; с другой, большая часть дохода шла именно от чаевых, и это значило, что много заработать ему сегодня не светит.

Главный бармен вернулась за стойку с улицы через чёрный ход. От неё немного несло табачным дымом.

- Не пойдёшь на улицу, Ленар? – спросила она. – Я подменю. Хотя, опыт мне подсказывает, что мы тут вовсе не нужны сегодня.

- Я уже курил, Мириалль, спасибо, - покачал головой мужчина, в очередной раз отметив, насколько же необычное у девушки имя.

- Ладно, - пожала плечами та.

Какое-то время они молчали. Ленар почитывал журнал по бактериологии и микологии, припрятав его под барной стойкой – к утренней паре ему было необходимо вникнуть в заданную лектором статью, и образовавшийся перерыв давал надежду на то, что ему не придётся заниматься этим в период между работой и учёбой с четырёх утра до семи, и можно будет немного поспать. Мириалль же, несмотря на отсутствие клиентов, продолжала какое-то время с важным видом протирать стаканы, а потом, как вся посуда была перебрана, решила приготовить коктейли. Девушка наполнила слинг кубиками льда до самого верха, взяла шейкер [6] одной рукой, а второй по очереди залила туда клюквенный и ананасовый соки, персиковый ликёр и водку, добавила кубиков льда, взбила смесь и перелила через стрейнер получившийся напиток в слинг. Завершением композиции стали кусочек ананаса и ягода малины на коктейльной шпажке. После повторения тех же действий со вторым бокалом бармен поставила один из напитков перед Ленаром и задала вопрос:

- Помнишь, что это?

Юноша оторвался от журнала и, едва заметив слинг, ответил:

- «Секс на пляже». Я так плохо работаю, что ты решила проверить, не потерял ли я элементарные навыки?

- Нет, - девушка хохотнула, - однако, проверка не помешает. Мне одной неудобно пить будет, так что прошу присоединиться.

Студент пожал плечами и пододвинул бокал к себе. Мириалль, увидев, что её предложение приняли, поднесла свой к губам и сделала пару глотков, после чего помолчала минуту, будто бы собираясь с мыслями. Ленар же паузы не заметил, ибо тут же снова уткнулся в журнал, лишь немного пригубив коктейль.

- Ленар, а у тебя есть девушка? – неожиданно задала вопрос бармен.

- А? – помощнику снова пришлось оторваться от статьи, но он всё равно не успел услышать вопрос.

- Девушка твоя, спрашиваю, где? – повторила вопрос женщина. – Я ни разу не видела тебя с дамой… или мужчиной. Ничего, бывает и такое, я пойму.

- Да нигде, - безразлично ответил парень. – Ты же знаешь, в каком темпе я живу. Да и не чувствую я в себе какой-то охоты искать пару.

- Да ладно, - глаза Мириалль как-то не очень здорово блеснули; краем глаза Ленар отметил, что половина бокала девушки уже пуста. – Я не поверю, что у такого красавца, как ты, еще не было девушки.

- Как ты говорила? – возразил юноша, чуть улыбнувшись, чтобы ответ не показался грубым. – Бывает и такое, так?

Справедливости ради, Ленару действительно повезло со внешностью: после преодоления периода становления из гадкого утёнка ему удалось стать если не лебедем, то вполне себе приятным на вид селезнем. Непослушные в детстве каштановые и чуть вьющиеся волосы приобрели форму и стали похожи на прическу благодаря тому, что мужчина позволил им немного отрасти, после чего стало видно, что кончики перестали топорщиться, и выглядит голова так в разы лучше. Худое лицо не было изуродовано ничем, хоть и похвастаться чем-то особенным, кроме бледно-серых, почти белых глаз, не могло. Высокий рост и стройность добавляли некой грации, что также добавляло баллов в копилку приятных черт внешности, да и умение ухаживать за собой и своей одеждой много что решало.

- Да не поверю я, - поморщилась главный бармен. – А почему охоты нет? Есть проблемы какие-то?

- Да, - после принятия нескольких глотков коктейля Ленар расслабился и перестал ощущать неловкость от таких бестактных вопросов. – С личным временем. И нежеланием остепеняться, проводить с кем-то время. Мне и одному прекрасно.

- Глупости какие!

- Нет, серьезно. От совместной жизни больше проблем, чем пользы. Слишком большая ответственность.

- Так что же теперь, до конца жизни бояться ответственности?

- Не вижу ничего плохого в том, чтобы провести остаток жизни в одиночестве.

- Всё равно, не верю. Ты что-то скрываешь.

- Например?

Мириалль задумалась. Было видно, что позиция Ленара её сильно расстроила, хоть тот не мог понять, что сказал не так.

- Я не могу себе представить, по какой причине человек не захочет вступать в романтические отношения. В этом же столько возможностей провести время и получить заряд положительных эмоций, ну и с родным человеком любые невзгоды проходят легче. Тебя обидел кто из прошлых партнёров? Может, по-мужски проблемы?

- Пока что меня обидела разве что ты, - даже под лёгкой дымкой алкоголя Ленару показалось такое общение уж слишком личным и даже грубым. – У меня не было партнёров. Если бы у меня и было что-то по-мужски, я не признался бы в этом тебе. Извини, но мы не так близки, чтобы я посвящал тебя в подробности своего состояния здоровья. Почему тебя так зацепило отсутствие у меня пары? Это влияет на мою работу?

- Да чего ты заладил с работой-то? – щёки девушки покраснели, но сложно понять, вызван ли эффект алкоголем или чем-то другим. – Я из любопытства… понимаешь, интересно мне было, отчего ты так реагируешь… Будто бы водой обжёгся и дуешь на молоко теперь… понимаешь? Ты точно не хочешь поговорить об этом?

- Не уверен, что для такого разговора найдётся предмет, - тон мужчины немного смягчился. – У меня никогда не было романтических отношений, Мириалль. Не было воды. Я не чувствую себя брошенным и одиноким. Мне комфортно так жить. Да, я боюсь ответственности за будущее другого человека. За то, что я полюблю его, а он не доживёт до старости. А мне придётся с этим жить. Или человек меня разлюбит, а я его или её – нет. Или предаст, воткнёт нож в спину. Вариантов много. Я не хочу проверять ни один из них. Я сам пришёл к таким выводам. Не было никакой травмы всей жизни. Ничего, кроме сторонних наблюдений. Я удовлетворил твоё любопытство?

Мириалль растерялась и не ответила. Ленар искренне не понимал, чего та от него хотела, но чувствовал, что расстояние между ними слегка увеличилось. И снова он отдалялся от людей по той же причине – то, что цепляет других, его совершенно не трогало. Он не понимал эмоций других людей и не знал, как правильно реагировать на это. Теоретических знаний о психологии человеческого сознания часто не хватало.

- Глупости какие-то. Ну неужели теперь вообще ни с кем не общаться? Друзей тоже тяжело терять и терпеть предательство от них. Животных тоже жалко терять. Все умирают, все предают, все охладевают к тебе. Ведь затем мы и люди. Мы идём дальше, что бы ни случилось! Легче всего запереться в ракушку, избегая любых рисков, но как неразумно отказаться от всего хорошего, что дают союзы родственных душ…

- Не скажу, что у меня есть близкие друзья. И в планах нет заводить домашних животных. Хотя оно в любом случае не предаст, в отличие от людей, - тон Ленара был абсолютно холодным и ровным, что показывало его безразличие.

- Неужели… - бармен сначала запнулась, а потом всё же закончила вопрос, - ну неужели тебе ни разу не захотелось уединиться с девушкой или даже мужчиной? С кем-нибудь?

- Мы вроде бы договорились не трогать моё здоровье, - мягко отрезал помощник.

Ленар не собирался отвечать на вопрос Мириалль, но, признаться, не знал, действительно ли нормально то, что никто физически не вызывал в нём возбуждения. В любом случае, он не чувствовал себя плохо из-за этого, потому не планировал как-то решать эту проблему, тем более, что к факту отношений мужчина тоже относился негативно.

- Прости, - девушка тряхнула головой и улыбнулась, быть может, несколько фальшиво. – Сказала лишнего. Давай слинг, помою. Дочитывай статью. Может, позвоню хозяину, и он позволит закрыться сегодня пораньше. Всё равно никого нет, за электричество больше так заплатим, чем заработаем. Поспишь подольше хотя бы.

Юноша, будучи рад окончанию несколько неприятного разговора, кивнул и протянул женщине бокал. Та взяла его, будто бы случайно сначала обхватив ладонью пальцы Ленара, и во время этого прикосновения он, кажется, понял, в чём дело. Девушка повернулась к раковине, и студент мог ненавязчиво осмотреть её. Мириалль действительно была красива и интересна как человек, - русые волосы, собранные в хвост, неброский макияж, округлое лицо и худое тело делали своё дело, к тому же, у неё был хорошо подвешен язык и развита эрудиция, что говорило о ней как о хорошем собеседнике. При этом всём даже эти положительные качества нисколько не сдвинули валун безразличия в мужчине, и тот рассудил: правильнее будет сделать вид, что намёки не замечены, и не акцентировать на этом внимание. В этой ситуации он увидел еще одну причину не заводить отношения – привязанность и влечение могут быть безответными, и он мог лишь надеяться, что Мириалль не настолько им увлеклась, чтобы продолжать долго переживать из-за неудачи, в которой совершенно нет её вины.

 

[theLENAR]

ГЛАВА 5​

Свободные от работы вечера и ночи уходили на выполнение домашних заданий и усвоение материала. Во времена школы Ленар был далёк от искусства, но уже первый курс ещё на кафедре биохимии, где юноше пришлось посещать занятия по зоологии, дали понять, что для того, чтобы выучить предмет, придётся рисовать, и очень много. Сначала это не нравилось молодому человеку, но нужда припекала, и ему ничего не оставалось, кроме того, как оттачивать навык, день за днём делая копии иллюстраций внутреннего строения животных. Сначала он накладывал лист бумаги на схему в учебнике, но вот незадача – чаще всего она была куда меньше полноформатного альбома, который должен был стать своеобразным атласом, а это значило, что, хочешь-не хочешь, а масштабированный вариант надо формировать самому.

Спустя годы, уже в высшей медицинской школе, Ленар мог гордиться прогрессом – вместо кривых пародий получались вполне себе пригодные экземпляры. Если раньше он пытался создать репликацию картинки с помощью одного карандаша, то сегодня у него в распоряжении был целый набор цветных ручек, тех же карандашей, еще и разной жёсткости, пара линеров [8] и ластик. Можно сказать, что его анатомический атлас был прекрасным образцом по сравнению с таковым у его одногруппников. Единственным его недостатком был большой объем потраченного на рисунки времени.

Сегодня вечером юноша занимался как раз тем, чтобы перерисовать подробную иллюстрацию пищеварительной системы человека. Время уже было близко к полуночи, однако, следующий день – выходной, и студент мог себе позволить засидеться, тем более что он привык к такому изнурительному режиму дня.

Это был второй год обучения лечебному делу, и с каждым днём Ленар всё больше убеждался, что не ошибся с выбором жизненного пути. Несмотря на отсутствие какой-то глобальной цели, ему легко давался каждый этап обучения. Низкая восприимчивость к эмоциональным всплескам и отсутствие брезгливости сильно помогали, - он давил свои чувства так сильно, что со временем перестал их воспринимать; он видел заживо гниющего человека, что было видно и по запаху, и по внешнему виду, и, к тому же, ему приходилось ухаживать за таким больным, так что трупы с лёгким специфическим душком формалина его попросту не трогали; он видел боль, страдания и смерть близкого человека, и в итоге он с лёгкостью дистанцировался от чужих семейных трагедий во время практики в больнице, в то же время благодаря этому же опыту имея возможность проявить сострадание внешне и прекрасно понять родственников больного или же его самого. Чувство, что медицина – просто его предназначение, всё крепче оседало в нём. С такими качествами множество недостатков нивелировалось, тогда как плюсы продолжали манить.

Ездить из Чикопи три часа довольно накладно, и расписание поездов никак не вязалось с расписанием занятий, а уж тем более с работой. Ввиду невозможности снять себе отдельное жильё юноше приходилось жить в общежитии – на самом деле, довольно неплохим, но кошелька хватило только на двуместную комнату. Впрочем, даже то помещение, что досталось Ленару и его сожителю Альфреду, было хорошо обустроено – относительно просторные 16 квадратных метров, выкрашенные в приятный жёлтый цвет стены, белый потолок и деревянный паркетный пол, застеленный простым зелёным ковром без узоров, двухъярусная кровать (молодой человек спал наверху), один простой стол с лампой и стулом, а также достаточно большой шкаф, где книг, журналов, тетрадей и других канцелярских принадлежностей было больше, чем одежды (при склонности Ленара хорошо одеваться шмоточником его назвать было нельзя; мужчина хорошо умел комбинировать и те немногочисленные вещи, что у него были). Помимо этого, была небольшая ванная комната с душем, маленькой стиральной машинкой и туалетом, что, конечно, есть несомненным преимуществом – более дешёвые комнаты довольствовались общими кабинками.

Таким образом, Ленар сидел в этой самой комнате за столом и занимался заполнением своего анатомического атласа, когда дверь открылась, и его сосед вошёл внутрь, придерживая незнакомую юноше девушку за талию и весьма недвузначно прижимая её к себе. Оба были явно навеселе и хихикали.

- Э, Нат, всё зубришь? – гоготнул Альфред. – Даже в пятницу? Вот это ты локомотив!

- Тебе тоже не мешало бы, Ал, - вздохнул в ответ студент. – Но у тебя, смотрю, есть занятия поважнее.

- Ты чертовски прав, друг! – губы соседа принялись лобызать шею новой подруги, и та, издав тихий стон, обвила руками шею парня и откинула голову назад. – Нет занятия важнее, чем захомутать такую прекрасную девочку.

Девочка хихикнула и положила руку на пах своего кавалера, хотя, по мнению Ленара, ей стоило бы иметь к себе больше уважения, ибо, при всех хороших сторонах Ала, к женщинам у него отношение было исключительно потребительским. Несмотря на это, он решил, что это не его ума дело, посему лишь понимающе кивнул и поднялся со стула, сгрёб нужные принадлежности в атлас, свернул его и сунул подмышку, задвинув ногой стул.

- Я тебя понял, - бросил тот, проходя мимо парочки, - развлекайтесь. Я тебя прошу только, не забудь позвать меня, как закончите. Я не собираюсь спать в гостиной.

- Я у тебя в долгу, Нат! – рука Альфреда соскользнула с бедра партнёрши лишь затем, чтобы по-дружески сжать плечо соседа. – С меня банка пива. Или что скажешь.

- Не пью пиво. Пачки «Амэрикан спирит» хватит.

- Пойдёт. Кончал бы эту херню курить, друг. Посадишь себе лёгкие.

- Не тебе меня здоровому образу жизни учить, Ал, - Ленар убрал руку соседа со своего плеча. – Судя по запахам, ты не сок с дамой пил.

- У-у, злой какой, - скорчил в ответ рожу парень. – Зря ты один ходишь. Тёлки неплохо настроение поднимают. Так и сдохнешь за книгами ботаном, не попробовав женского лона.

Дама противно заржала. Видимо, ей сильно хотелось угодить кавалеру. Их присутствие начало надоедать Ленару, и тот поспешил закончить разговор, безразлично буркнув:

- Это, пожалуй, будет приятная смерть, - после чего вышел за дверь и направился в сторону гостиной.

- Умереть от секса куда приятнее, Нат! – бросил вдогонку Альфред и слился в поцелуе с неизвестной, закрыв прежде дверь.

Шли часы. Стрелка уже перешагнула за цифру «четыре», и за окном стали видны первые признаки близкого рассвета. Ленар уже давно перерисовал весь желудочно-кишечный тракт (не без сложностей, ибо делать это на кофейном столике и с тусклым освещением от люстры куда труднее, нежели за письменным столом под светом от настольной лампы), и сейчас просто лежал на диване, листая учебник по анатомии. Последний посетитель покинул гостиную больше двух часов назад, так что юноша находился там совсем один.

В нём сейчас боролись два чувства: нежелание терпеть такую наглость от Альфреда и нежелание оказаться в неловкой ситуации, ворвавшись в комнату невовремя. Никакая пачка сигарет не стоила сна в гостиной. Сколько времени мог занять секс? Парень не знал этого на практике, но никакое теоретическое сведение не давало ответ «больше четырёх часов».

Наконец, терпение лопнуло, и мужчина подорвался, схватив все свои вещи. Он многое мог понять, но неуважение к своим потребностям находилось за гранью допустимого. Чем бы его сосед сейчас не занимался, ему придётся считаться с тем, что он живёт не один.

Не прошло и минуты, как Ленар стучался в дверь своей комнаты. Нескромные, довольно громкие стоны оттуда прекратились, и послышалось мужское: «Войдите». Студент вошёл, и обратил внимание на то, что и так было понятно по звукам: те двое всё ещё сношались, и, судя по всему, совершенно не стеснялись внезапных визитов. Свет уже не горел, а около кровати добавился ворох одежды, упаковка презервативов и пустая бутылка шампанского, которое, вероятно, поспособствовало полному отсутствию стыда. Взгляд невольно скользнул по парочке на нижнем ярусе кровати, всё еще находившихся в слиянии, в миссионерской позе.

- Хэй, Нат, решил-таки послушать брата по несчастью и оценить дырочки этой прекрасной мадам? – усмехнулся Альфред. – Присоединяйся, ради лишения тебя девственности я даже готов поделиться. Всё для брата!

Незнакомка снова противно загоготала. Ленар поморщился от неприятного смеха, подошёл к столу и раздражённо швырнул на него атлас с книгой и карандашами.

- Ал, я сказал тебе, что спать в гостиной не буду. Я пришёл сюда, ибо сильно устал – не дождался, пока ты там насытишься или вовсе забыл об обещании и уснул. Я всё понимаю, но сколько трахаться можно?

- О, друг, эта красотка так горяча, что я до сих пор твёрд, как камень! Представляешь? Ты зря ругаешься! Не забыл я о тебе, и обязательно зашел бы после очередной кульминации… Я же к тебе по-дружески, даже свою подругу готов отдать, а ты… А вот была бы девушка у тебя…

- Не надо мне твоей подруги, - устало махнул рукой Ленар и подошел к кровати, чтобы подняться по лестнице и залезть на свою кровать. – Делайте, что хотите. Но учти, что, когда приведешь своих женщин в следующий раз, одной пачкой сигарет ты не отделаешься – больше часа я терпеть не стану, и будете сексом заниматься при мне, пусть и спящим.

- Я понял! – Альфред заржал, пусть и не так противно да злобно, как его партнёрша. – Куплю пять пачек! Но реально, друг, желаю тебе, чтобы эти пять пачек были последние! И я совершенно не против наблюдателей – пусть знают, как я хорош, хе-хе.

- Спокойной ночи, - буркнул в ответ юноша, стянул с себя футболку с шортами, швырнул тапки на пол и укрылся одеялом, тут же сомкнув глаза и отвернувшись к стене.

- А что значит «своих женщин», милый? Я разве у тебя не одна? И что это он на меня даже не взглянул? Мои формы недостаточно хороши? – надула губки красавица.

- О, Мари, разумеется, одна! – достаточно уверенно солгал Ал, ибо не чувствовал никакой вины – всё равно утром она ничего не вспомнит, и пойдёт к своему бойфренду, не посмев даже возмутиться, ибо виновата сама. – И не обращай ты на этого ботана внимание! Он – импотент, похоже. Я ни разу не видел настолько хладнокровных к женщинам мужиков. Он или гей, или у него не стоит, отвечаю.

- М-м-м… - девушка насупилась. – Может, потрогать его там? Может, всё-таки стоит? Мне обидно! У всех должен на меня стоять! Небось, просто моралист дохрена.

- Тебе обидно? – деланно возмутился мужчина в ответ. – Это мне обидно! Разве недостаточно одного меня? Мой член не так уж хорош для тебя? Ещё бы ты до Ната докапывалась, когда есть я!

Ответа не последовало – Альфред продолжил наступление уже в физическом плане, и единственной реакцией незнакомки был протяжный, довольный стон. Ленар же сквозь разговор дрёму всё-таки подслушал, и, признаться, на пару секунд напрягся, услышав намерение какой-то девки лапать его, но благодаря Алу, каким бы подонком он ни был, ему удалось избежать этого унижения и возможных сплетен про то, что тот импотент (впрочем, мужчина отметил для себя, что даже если бы его половая система функционировала, как следует, то эта противно ржущая подобно кобыле хамка всё равно не удостоилась бы лицезреть его возбуждение, ибо она явно не входила в разряд привлекательных по его меркам особ). Пусть сосед и бывает кретином, но это не отменяло того, что он был хорошим другом, хоть и проявлялось это в достаточно своеобразной манере.

Вообще союз гипер-экстраверта Альфреда и пусть и не исключительного интроверта, но всё же по большей части одинокого и замкнутого в себе Ленара выглядел более чем странно, ибо по сути своей и характеру они были чуть ли не противоположностями – первый часто проводил время на всяких студенческих тусовках, в то время как второй на этих мероприятиях чувствовал себя некомфортно и никакого интереса в них не видел; первый был очень дружелюбен и общителен, что в итоге создало ему достаточно большой круг друзей, а второй пусть и не отталкивал собой людей, но всё-таки какая-то незримая стена становилась меж ним и остальным миром, и никаких крепких отношений у того не складывалось (тут важно отметить: отличало от обычных интровертов его то, что общение не было для него проблемой – он спокойно разговаривал с посетителями в баре, например, и даже пользовался успехом в этом плане, но ни один из этих людей всё-таки не стал для него товарищем); первый относился к учёбе и финансовым вопросам попросту наплевательски, живя от теста до теста, от родительской подачки до родительской подачки, и всё равно как-то умудрялся получать хорошие оценки и жить приемлемо (хотя бы первую неделю после поступления денег на карту), а второй, пусть, в самом деле, ботаном его было назвать нельзя (обвинения Ала беспочвенны хотя бы потому, что Ленар не посвящал учёбе всё свободное время), но к обучению относился всё-таки ответственно, пусть и не хватая звёзд с неба, да и денег он просил у матери минимум – не просил бы вовсе, да работать на всю ставку барменом у него не получалось физически.

Несмотря на все разногласия, пока что сосед Ленара был единственным человеком, кого не отпугнули странные реакции парня – он не начал издеваться, не перестал общаться, и, можно сказать, что тот был действительно кем-то вроде друга. В любом случае, Альфреду предстояло утром выслушать всё, что о нём думает Ленар. Он понимал, что людям нужен секс, но не собирался ждать, пока ему сядут на голову и свесят оттуда ноги, ибо был не из числа терпил.

 

[theLENAR]

ГЛАВА 6​

Время шло, и вот, Ленар уже проходил интернатуру в одной из клиник Нью-Хейвена, с которой Йель заключил договор, параллельно готовя диссертацию. Раньше ему казалось, что сложнее периода работы в баре и учёбы одновременно не будет уже ничего, но молодой человек и подозревать не мог, что одни только дежурства в клинике, занимающие в итоге по восемьдесят, сто, а в худшие времена и сто двадцать часов в неделю – более чем нормальная практика. Да, бегать подобно сайгаку и стоять на операциях требовалось не всегда, но полное отсутствие свободного времени уже начинало сводить юношу с ума.

Его режим стал похож на день сурка – встал, поработал в клинике, поработал над диссертацией, лёг спать. Повторить на следующие сутки. Даже на такие жизненно важные мелочи, как поглощение еды в спокойной обстановке и принятие душа не перед операцией, а в преддверии сна, порой не было и часа.

Однако, у Ленара всегда было пять минут, чтобы затянуться «Парламентом», месяцев восемь назад пришедшим на смену окончательно надоевшему «Амэрикан спирит», со стаканчиком пресного кофе из автомата. Этот ритуал всё еще нёс для мужчины важную миссию, – вне зависимости от того, насколько всё горит и как быстро надо сдать, остановиться, передохнуть и с трезвой головой оценить текущую ситуацию, – но вскоре он планировал всё-таки воспользоваться давним советом Альфреда и завязать с табаком (пусть даже те самые купленные пять пачек стали далеко не последними, и после них последовала еще, пожалуй, не одна сотня)… не столько здоровья ради, сколько потому, что вонь дыма стала раздражать его самого, так сильно это всё липло к одежде, волосам и коже. Та сигарета, что была у него сейчас в руках, вынута из предпоследней упаковки. Дальше такие короткие перерывы предстояло проводить с одним только двойным эспрессо, вкус которого свидетельствовал о том, что автомат не был откалиброван и пережаривал зёрна.

Ленару нравилось проводить это время на крыше. Ранняя осень ещё не успела сказаться на внешности Нью-Хейвена глобально, но вот ночи стали довольно холодными. Впрочем, интерн не жаловался – взамен эта пора года предлагала потрясающее звёздное небо, на которое можно было засматриваться часами… не пробуй пациенты вечно пытаться устремиться на эти самые небеса. Несмотря на это, даже нескольких мгновений хватало, чтобы восхититься тем, насколько суетливы люди, и как нетороплива Вселенная – настолько, что её законы позволяют людям увидеть лишь те отпечатки звёзд, что, вероятно, давно погибли. А мирозданию плевать – оно никуда не спешит.

Мужчина стряхнул пепел и сделал очередную затяжку, прикрыв глаза и задумавшись о перспективах. Оставалось потерпеть ещё чуть-чуть. До конца интернатуры, а вместе с ними и курсов подготовки в области оперативного лечения онкологии – год. До званий доктора философии и доктора медицины самое большее – полгода, надо только закончить оформление результатов исследований в формате диссертации и отдать научному руководителю на правку, а после – защитить. Ленар так устал от этой гонки, что даже не переживал по поводу того, а сдаст ли он третий ступень USMLE [9], а сможет ли доказать, что провёл четыре с лишним года, занимаясь научными изысканиями, не зря. Ему хотелось только того, чтобы это всё закончилось, так или иначе. Юноша не мог решить для себя, так ли уверен он в своих силах или же просто ему стало плевать на успех двенадцати лет мучений. В любом случае, пока оснований ожидать провала не было – и диссертация, и работа в интернатуре шли по плану.

Мама была права – путь врача тернист, долог и очень тяжёл. Её сыну вот уже за тридцать, и большинство в этом возрасте успевали не только закончить обучение, но и достигнуть определённых успехов в карьере, а то и остепениться. Ленар же пока похвастаться мог разве что тем, что скоро сможет работать в качестве полноценного хирурга, если быть точнее – онколога. Почему онколога? Да опять же просто потому, что это казалось чем-то само собой разумеющимся. Ленар не задавал себе таких вопросов, ибо не нуждался в аргументации своей мотивации. Это интересовало его, и ему казалось, что больше ничего искать и не нужно. Какая разница, в конце концов? Рак – бич двадцать первого века, и в каком-то смысле его личный, так что актуальность направления очевидна.

Единственной нерешённой дилеммой оставался вопрос, куда двигаться после. Мужчина не знал.

Ему не хотелось возвращаться в Чикопи, где перспектив для развития в сфере медицины нет. Возможно, было бы правильнее составить компанию стареющей матушке, которой на этой неделе пошёл пятьдесят третий год (надо же, сын так загружен, что даже не съездил к одинокой Хельге на её же день рождения! но лелеялась надежда, что в ближайшую субботу он таки урвёт возможность повидаться с ней), но тот твёрдо решил: не нужно ходить за ней тенью. Женщине стоило понять, что дети взрослеют, и лучшее, что она может – устраивать свою жизнь, а не пытаться держать подле себя единственное, что осталось от такого светлого и счастливого прошлого. Хотя, она справлялась и без него – у неё появилось хобби в виде садоводства, а вместе с ним и круг хороших знакомых. Хельга так и не отступила от идеи жить в одиночестве, но, как Ленар и так уже понял с высоты собственного опыта, это не так уж важно.

Нью-Хейвен казался вариантом получше, однако, на днях в отделении сообщили, что из восьми интернов они планируют оставить в качестве штатных врачей лишь двоих. Надеяться на то, что одним из счастливчиков окажется именно Ленар, конечно, можно, но опрометчиво – интерн достаточно успешен, и всё же не первый. Пришло время задуматься о путях релокации, где он мог бы работать по специальности.

Мама, поворошив старые связи, нашла подругу-психотерапевта, имевшую в собственности квартирку в Сан-Фиерро, которая досталась той от почившего отца. Госпожа Олдрик оказалась рада открывшимся возможностям и предложила продать жильё по хорошей скидке, аргументировав это доброй волей и нежеланием держать помещения в порядке, заодно намекнув, что в месте, где она работает, нуждаются в умелых руках. После сёрфинга по Интернету стало понятно, что мадам не врёт, и Ленар стал серьёзно задумываться о таком варианте развития событий. Терял он мало – судя по отзывам знающих, район благополучный, и, если юноша по какой-то причине не приживётся да решит вернуться в родные края, квартиру можно перепродать. Деньги есть – кредит давно возвращён, бизнес мамы процветает, да и престиж выбранной профессии стал наконец приносить сочные плоды. Единственным недостатком было расстояние – по сравнению с количеством километров до западного побережья США сейчас до Чикопи ему было, считай, рукой подать. Коли сегодня так трудно выделить день, чтобы три часа прокатиться на поезде, что будет, когда придётся восемь часов лететь самолётом?

Каждый из возможных сценариев предстояло ещё раз оценить, желательно на бумаге. На это не хватит маленького перерыва.

Ленар в последний раз затянулся, стряхнул пепел в пустоту, вытянув руку через хромированные перила, выдохнул дым и, потушив сигарету о козырёк мусорки, бросил её туда вместе со стаканчиком кофе. Он с радостью провёл бы тут еще минут пять, дыша свежим, пусть и прохладным воздухом, но в кармане зажужжал пейджер, а это значило одно – если интерн продолжит любоваться небесами, кто-то испустит дух.

 

[theLENAR]

ГЛАВА 7​

Время шло, и вот, Ленар уже проходил интернатуру в одной из клиник Нью-Хейвена, с которой Йель заключил договор, параллельно готовя диссертацию. Раньше ему казалось, что сложнее периода работы в баре и учёбы одновременно не будет уже ничего, но молодой человек и подозревать не мог, что одни только дежурства в клинике, занимающие в итоге по восемьдесят, сто, а в худшие времена и сто двадцать часов в неделю – более чем нормальная практика. Да, бегать подобно сайгаку и стоять на операциях требовалось не всегда, но полное отсутствие свободного времени уже начинало сводить юношу с ума.

Его режим стал похож на день сурка – встал, поработал в клинике, поработал над диссертацией, лёг спать. Повторить на следующие сутки. Даже на такие жизненно важные мелочи, как поглощение еды в спокойной обстановке и принятие душа не перед операцией, а в преддверии сна, порой не было и часа.

Однако, у Ленара всегда было пять минут, чтобы затянуться «Парламентом», месяцев восемь назад пришедшим на смену окончательно надоевшему «Амэрикан спирит», со стаканчиком пресного кофе из автомата. Этот ритуал всё еще нёс для мужчины важную миссию, – вне зависимости от того, насколько всё горит и как быстро надо сдать, остановиться, передохнуть и с трезвой головой оценить текущую ситуацию, – но вскоре он планировал всё-таки воспользоваться давним советом Альфреда и завязать с табаком (пусть даже те самые купленные пять пачек стали далеко не последними, и после них последовала еще, пожалуй, не одна сотня)… не столько здоровья ради, сколько потому, что вонь дыма стала раздражать его самого, так сильно это всё липло к одежде, волосам и коже. Та сигарета, что была у него сейчас в руках, вынута из предпоследней упаковки. Дальше такие короткие перерывы предстояло проводить с одним только двойным эспрессо, вкус которого свидетельствовал о том, что автомат не был откалиброван и пережаривал зёрна.

Ленару нравилось проводить это время на крыше. Ранняя осень ещё не успела сказаться на внешности Нью-Хейвена глобально, но вот ночи стали довольно холодными. Впрочем, интерн не жаловался – взамен эта пора года предлагала потрясающее звёздное небо, на которое можно было засматриваться часами… не пробуй пациенты вечно пытаться устремиться на эти самые небеса. Несмотря на это, даже нескольких мгновений хватало, чтобы восхититься тем, насколько суетливы люди, и как нетороплива Вселенная – настолько, что её законы позволяют людям увидеть лишь те отпечатки звёзд, что, вероятно, давно погибли. А мирозданию плевать – оно никуда не спешит.

Мужчина стряхнул пепел и сделал очередную затяжку, прикрыв глаза и задумавшись о перспективах. Оставалось потерпеть ещё чуть-чуть. До конца интернатуры, а вместе с ними и курсов подготовки в области оперативного лечения онкологии – год. До званий доктора философии и доктора медицины самое большее – полгода, надо только закончить оформление результатов исследований в формате диссертации и отдать научному руководителю на правку, а после – защитить. Ленар так устал от этой гонки, что даже не переживал по поводу того, а сдаст ли он третий ступень USMLE [9], а сможет ли доказать, что провёл четыре с лишним года, занимаясь научными изысканиями, не зря. Ему хотелось только того, чтобы это всё закончилось, так или иначе. Юноша не мог решить для себя, так ли уверен он в своих силах или же просто ему стало плевать на успех двенадцати лет мучений. В любом случае, пока оснований ожидать провала не было – и диссертация, и работа в интернатуре шли по плану.

Мама была права – путь врача тернист, долог и очень тяжёл. Её сыну вот уже за тридцать, и большинство в этом возрасте успевали не только закончить обучение, но и достигнуть определённых успехов в карьере, а то и остепениться. Ленар же пока похвастаться мог разве что тем, что скоро сможет работать в качестве полноценного хирурга, если быть точнее – онколога. Почему онколога? Да опять же просто потому, что это казалось чем-то само собой разумеющимся. Ленар не задавал себе таких вопросов, ибо не нуждался в аргументации своей мотивации. Это интересовало его, и ему казалось, что больше ничего искать и не нужно. Какая разница, в конце концов? Рак – бич двадцать первого века, и в каком-то смысле его личный, так что актуальность направления очевидна.

Единственной нерешённой дилеммой оставался вопрос, куда двигаться после. Мужчина не знал.

Ему не хотелось возвращаться в Чикопи, где перспектив для развития в сфере медицины нет. Возможно, было бы правильнее составить компанию стареющей матушке, которой на этой неделе пошёл пятьдесят третий год (надо же, сын так загружен, что даже не съездил к одинокой Хельге на её же день рождения! но лелеялась надежда, что в ближайшую субботу он таки урвёт возможность повидаться с ней), но тот твёрдо решил: не нужно ходить за ней тенью. Женщине стоило понять, что дети взрослеют, и лучшее, что она может – устраивать свою жизнь, а не пытаться держать подле себя единственное, что осталось от такого светлого и счастливого прошлого. Хотя, она справлялась и без него – у неё появилось хобби в виде садоводства, а вместе с ним и круг хороших знакомых. Хельга так и не отступила от идеи жить в одиночестве, но, как Ленар и так уже понял с высоты собственного опыта, это не так уж важно.

Нью-Хейвен казался вариантом получше, однако, на днях в отделении сообщили, что из восьми интернов они планируют оставить в качестве штатных врачей лишь двоих. Надеяться на то, что одним из счастливчиков окажется именно Ленар, конечно, можно, но опрометчиво – интерн достаточно успешен, и всё же не первый. Пришло время задуматься о путях релокации, где он мог бы работать по специальности.

Мама, поворошив старые связи, нашла подругу-психотерапевта, имевшую в собственности квартирку в Сан-Фиерро, которая досталась той от почившего отца. Госпожа Олдрик оказалась рада открывшимся возможностям и предложила продать жильё по хорошей скидке, аргументировав это доброй волей и нежеланием держать помещения в порядке, заодно намекнув, что в месте, где она работает, нуждаются в умелых руках. После сёрфинга по Интернету стало понятно, что мадам не врёт, и Ленар стал серьёзно задумываться о таком варианте развития событий. Терял он мало – судя по отзывам знающих, район благополучный, и, если юноша по какой-то причине не приживётся да решит вернуться в родные края, квартиру можно перепродать. Деньги есть – кредит давно возвращён, бизнес мамы процветает, да и престиж выбранной профессии стал наконец приносить сочные плоды. Единственным недостатком было расстояние – по сравнению с количеством километров до западного побережья США сейчас до Чикопи ему было, считай, рукой подать. Коли сегодня так трудно выделить день, чтобы три часа прокатиться на поезде, что будет, когда придётся восемь часов лететь самолётом?

Каждый из возможных сценариев предстояло ещё раз оценить, желательно на бумаге. На это не хватит маленького перерыва.

Ленар в последний раз затянулся, стряхнул пепел в пустоту, вытянув руку через хромированные перила, выдохнул дым и, потушив сигарету о козырёк мусорки, бросил её туда вместе со стаканчиком кофе. Он с радостью провёл бы тут еще минут пять, дыша свежим, пусть и прохладным воздухом, но в кармане зажужжал пейджер, а это значило одно – если интерн продолжит любоваться небесами, кто-то испустит дух.

 

[theLENAR]

ГЛАВА 8​

Ленар стоял в своём новом жилище. Солнце садилось за горизонт, и света в пристанище холостяка становилось всё меньше, ибо город вместе с ним обращался в сумерки. Мужчину окружали немногочисленные сумки, которые тот смог захватить из Чикопи и Нью-Хейвена.

Вот здесь ему предстояло строить новую жизнь. Часть мебели оставила прошлая хозяйка, назвав это рухлядью из тридцатых прошлого века. Однако, то, что было мусором для одних, Ленару как раз по какой-то причине пригляделось. Разумеется, квартира нуждалась как минимум в косметическом ремонте, и много чего предстояло докупить. Но это только вселяло в Ленар энтузиазм – впервые у него появилась возможность вдохнуть в жильё что-то своё, уникальное, особенное.

Наконец-то его ждал блаженный отпуск. Диссертация защищена, третий этап USMLE позади. Теперь он был специалистом по оперативному лечению в области онкологии, доктором медицины и доктором философии в придачу – преследовавшее последние несколько месяцев уныние сменилось чувством удовлетворения собственными успехами. Мужчина так долго ждал этого, и в один момент ему досталось всё то, ради чего он корпел в общей сложности двенадцать лет. Омрачало его радость только то, что в клинике Нью-Хейвена продлевать с ним контракт всё-таки не стали – в условиях жестокой конкуренции та самая ошибка с Роджерсами, совершённая еще и перед самым выпуском, сразу поставила его в очень невыгодное положение. И всё равно, Ленара это не слишком беспокоило – для него самым важным было то, что свою оплошность он исправил, и эта история оказалась с счастливым для всех, кроме него самого, концом.

Но была в этой ситуации и положительная сторона – теперь в его распоряжении находилась квартира в большом городе и столько свободного времени, покуда накопленные за годы счета в банке не опустеют. А после можно будет вернуться к работе с новыми силами. Сейчас же, например, ту кухню следовало бы объединить с гостиной, и на зоне их пересечения поставить барную стойку, а вот здесь разместить обеденный столик… Всю старую мебель следовало хорошенько отмыть и починить, где требовалось. Она была сильно старомодна, но Ленара это даже устраивало – такой стиль ему был по душе. Избавиться бы только от старческого запаха…

 

[theLENAR]

ГЛАВА 9
​

Ленар продрал глаза. Голова ныла, вокруг царил какой-то бардак – на диване валялась испорченная утюгом рубашка с рабочей формой, ниже разбросана уличная обувь с носками, журнальный столик забросан всяким хламом, на барной стойке хаотично располагались бутылки с алкоголем и неразобранный пакет с едой, в углу – рюкзак с частично вывалившимися оттуда вещами, на ковре виднелись комки грязи с мостовой под домом.

Похоже, это всё был сон. Сколько прошло времени? Мужчина поднял левую руку и взглянул на часы. Семь утра. Он проспал всю ночь.

Сжав пальцами одной руки поднывающий висок, человек поднялся с кресла и с удивлением обнаружил, как с него соскользнул плед. На пару секунд возникло тёплое ощущение, будто бы о нём, таком несчастном и вдребезги пьяным, кто-то позаботился, дабы тот не замёрз ночью. Тут же пришло понимание и лёгкое разочарование от того очевидного факта, что, скорее всего, плед в полудрёме он накинул на себя сам, ибо дома, кроме него, никто не жил. Женевьеве предстояло приехать сюда лишь через пару дней, в понедельник.

Ленар подошёл к окнам и раздвинул резким движением плотные занавески. Сумерки в комнате тут же залились ослепительным утренним солнцем, и врач зажмурил глаза от яркого света. На ум пришла забавная, но в то же время глупая догадка, что он, должно быть, ночью находился в каком-то кризисном состоянии, близком к смерти, но каким-то чудом выжил. Как иначе объяснить то, что во время сна почти вся жизнь пронеслась перед глазами, да ещё так достоверно? Наверняка это чушь, но на всякий случай мужчина пообещал себе больше не пить столько спирта сразу.

Такие чудные видения заставили задуматься о тех, с кем его так или иначе связала жизнь.

Как давно он в последний раз звонил матери? Непорядок, надо исправить. Набрать сегодня же, а ещё лучше – приехать, как закончится волокита с умершим пациентом. Наверняка она снова потащит сына в свои сады и часами будет толковать про каждый цветочек, но это куда лучше, чем совместное посещение отцовской могилы на кладбище и слёзы матушки.

Интересно, Мириалль уже бросила работу в баре Нью-Хейвена? В последние дни их совместных смен она грозилась во что бы то ни стало выйти замуж и рвануть куда-нибудь в Лас-Вегас, открывать своё дело.

Ал... он не общался с ним с самого окончания учёбы, и знает только то, что он пристроился под крыло отца в какой-то исследовательский центр. Этот надоедливый тип всё обещал перед отъездом оставить свои контакты, да вот, забыл. А Ленар даже не особо и беспокоился. Надо же, а ведь этот парень был одним из немногих, кого он с натяжкой мог назвать другом... Может, поискать его в социальных сетях? И Мириалль не мешало бы.

Стала ли доктор Каланити брать себе новых подопечных? Среди всех, у кого мужчина имел счастье черпать знания, именно она больше всего запомнилась удивительным сочетанием строгости и готовности голову оторвать любому, кто покусится на её интернов, взаимоисключающими склонностями цинично относиться к своим пациентам и тут же стремиться сделать для них лучшее, что в её силах. По сути, куратор была полной противоположностью слегка лицемерной эмпатии и фактического её отсутствия у бывшего подчинённого, и, может, именно поэтому Люси ему нравилась. Жаль, что они больше не работают вместе. Однако, они всё еще списывались, пусть и редко – слишком мало свободного времени.

Вышло ли у четы Роджерс всё-таки завести ребёнка после болезни Ким? Только сейчас он понял, как глупо было предлагать девушке бороться за своё право решать, как ей распоряжаться телом – в голове промелькнул образ Хельги, залепившей пощёчину Августу за аналогичную по смыслу просьбу. Ему стоило бы подумать о логике до того, как лезть со своими непонятными советами. Однако, даже Ленар был человеком и имел право на ошибку. Даже он, по сути будучи бездушной машиной, мог иногда почувствовать какие-то отголоски эмоций, резонирующих с оными у других.

Закончив ностальгировать, он отвернулся от окна и окинул взглядом комнату. Никогда ещё Ленар не допускал такого запущения в своём жилище. Стыда добавлял тот факт, что скоро должна прибыть квартирантка, его бывшая одногруппница. Что она скажет, увидев этот сарай, пусть даже и с приличным ремонтом?

Ещё одна причина бросить нажираться, как свинья. И начать срочно убирать этот срач.

Несмотря на желание поспать ещё хотя бы пару часов в горизонтальном положении на своей мягкой кровати, Ленар закатил рукава так и не снятой с улицы прошлым вечером рубашки, после чего пошёл в ванную думать, как чинить кран.

 

[theLENAR]

ГЛАВА 10​

1 Рокс – низкий, широкий стакан с толстым днищем.
2 Карцинома – вид злокачественной опухоли, развивающейся из клеток эпителиальной ткани различных органов.
3 (швед.) Прости нас. Спасибо тебе за всё. Ты – лучший отец и муж.
4 Цикл Кребса – ключевой этап дыхания клеток, использующих кислород, центр переключения метаболических путей в организме.
5 Слинг – разновидность бокала, имеет продолговатую форму.
6 Шейкер – устройство для смешивания различных смесей.
7 Стрейнер - профессиональный инструмент бармена, предназначенный для отсеивания крупных частей (в данном случае льда).
8 Линер – тонкие капиллярные ручки, по сути микро-маркеры.
9 USMLE – United States Medical Licensing Examination, если кратко – экзамен для будущих медицинских сотрудников, проводящийся в три этапа с периодом меж ними от года до двух; лишь по прохождении всех трёх этапов возможно получение лицензии врача.
10 Миксома сердца – доброкачественная опухоль, локализующаяся в левом или правом предсердии.
11 МРТ – магнитно-резонансная томография, применяется с целью диагностики заболеваний.
12 Биопсия – отсечение маленького фрагмента ткани (в данном случае сердца) для последующего диагностирования.
13 Синдром Карнея – редкое наследственное заболевание с аутосомно-доминантным типом наследования. Характеризуется образованием у детей множественных опухолей. ​

 

[Lorenzo Dellor]

Одобрено.
Для последующих изменений, либо редактирования биографии, оставляйте заявления тут - click​